Есть города, надолго закрепившиеся в сознании гостей не как реки, дворцы, улицы, небоскрёбы. Это, как говорил Л. Парфёнов, «события, люди, явления, определившие образ жизни».
Фото: depositphotos.comМы въезжаем с южной стороны, автобус опаздывает на два часа. На улице уже ночь. Спальные районы сложно отличить от нижегородских или самарских – широкая дорога сквозь город, окружённая панельными коробками средней этажности. На улице почти никого нет; по пустынности ассоциация со свежеоткрытыми станциями метро в Москве на окраине – людей нет там, где они должны быть. Просто не сейчас. Просто двадцать лет назад здесь убивали людей. Десятками, сотнями и тысячами.
Все туристы, которых было больше половины автобуса, сошли четырьмя часами ранее в маленьком городе Мостар, знаменитом живописным мостом через реку Неретва и старыми каменными домишками на её берегах. Итак, мы въезжаем в Сараево. До сих пор Сараево это прежде всего просто «война», «боснийский конфликт», потом – место начала Первой мировой, затем родина балканского хулигана Эмира Кустурицы, но удивительно малый процент воспринимает столицу Боснии и Герцеговины как город и столицу государства.
Мы выходим с чемоданами на автовокзале среди урбанистичных ночных полотен с дорогами и зданиями. Оставшиеся пассажиры спешно ретируются кто куда; мы одни в незнакомом ночном городе, на руках только распечатка с адресами хостелов, никаких карт и подсказок – только глаза и язык.
Смутно угадываю вдалеке большую концентрацию огней и зданий, чем в других направлениях, идём туда наискосок через дворы. Из неопределённых точек неподалёку слышны громкие голоса, рёв старых дрянных моторов и собачий лай. Кажется, что если чемодан съедет с дорожки из расколотой плитки хоть одним колёсиком, то нас затянет туда как в кошмарном сне. Страшновато. А ведь это всего лишь новый город.
Выбранное направление выводит к месту, где уже видны старые дома, просыпается надежда. На улице тем не менее никого. Даже редкие автомобилисты напоминают юных студенток, шарахающихся от маргиналов недалеко от захолустной общаги. Несколько переходов, и мы в относительно старой части, как кажется. Дома стоят, прижавшись друг к дружке по непрямым линиям, линии крыш ломаные, этажи разной высоты. И вдруг по сердцу неприятно резануло – в домах, смотрящих на площадь или перекрёсток множество выбоин от пуль и снарядов. Каждая выбита с целью убить или не быть убитым. Где-то здания подверглись полному тщательному ремонту – невозможно не думать, что его инициаторы вне зависимости от целей хотели заодно смыть чёртово прошлое. Где-то отверстия неряшливо замазаны штукатуркой или цементом. А несколько домов совсем близко к центру стоят разрушенными с тех самых пор. Стёкол нет, все внутренности выпотрошены – похоже на ограбленный труп.
Названия улиц непонятны, ни одно даже близко не похоже на одно из пяти легкомысленно наугад сохранённых мной в Москве. Идея только одна – спрашивать первого попавшегося человека. Через десять минут ходьбы и несколько кварталов мы слышим позади себя звук открываемой двери. Я с листочком и лицом героини Аньес Сораль из «Окна в Париж», когда она попала в обезьянник, несусь к этой двери. Оттуда выходят две женщины – мать и дочь, как мы чуть позже узнали – деловитые и очень прилично одетые. «Help us, please! We’re can’t find…». Деловой тон мгновенно прибивает градус моей истерики. Мать достаёт телефон – мне запомнилось необычное расположение кнопок, как в лифте в два столбика – и кому-то звонит. Дочь, эффектная стройная прямоволосая блондинка, объясняет, что друг её матери – владелец хостела в самом центре. Если он не сможет помочь, то, разумеется, нас отведут по одному из адресов с моей несчастной распечатки. Предполагаю, что так себя чувствовали те пассажиры «Титаника», которых всё-таки вытащили, когда судно «Карпатия» первым приплыло по сигналу СОС. И вот мы уже собрались с чувствами и обычными ротозеями рассматриваем ночные улицы, параллельно ведя разговор. Откуда? – Россия.- О, добро пожаловать! Прилетели сюда? – Нет, мы доехали поездом до Киева, там автобусом до Одессы, оттуда самолётом до Стамбула, оттуда самолётом до Белграда, оттуда автобусом до Тивата, оттуда автобусом до Дубровника, оттуда автобусом сюда… И вот мы уже у стойки ресепшена, где админ объясняет, что уже настал новый день, а он имеет право заселить не позже 22:45. Это нам переводит дочь, пока мать разговаривает на боснийском. По природной скромности я сразу говорю, что мы поищем другое место, на что дочь моментально парирует, что они все работают по одному графику. В результате мать не только договаривается заселить нас, но и выбивает неплохую скидку. Количество «Thank you!» на кубический метр кислорода было запредельным. Дочь оставила нам телефон с обязательным условием на следующий день отчитаться, как мы разместились, и анонсировала познавательную прогулку. Это при том, что после их спасительного для нас выхода из дома, цель которого так и осталась для нас тайной, она ещё собиралась готовиться к экзамену, который ей утром сдавать. Она училась на медика.
Боснийское утро встретило меня ярким солнцем в окно и мощным пакистанским храпом единственного кроме нас двоих сожителя по комнате. Через два дня у нас перелёт Белград-Москва, надо было придумать, как успеть погулять и уехать. Я давно знал – хочешь увидеть настоящий город – погуляй по нему рано утром. Я отправился пешком в сторону, откуда мы вчера предположительно пришли. Дневной Сараево слегка шокировало меня рельефом – ночью гор практически не видно, а вся центральная часть города лежит на продолговатом плоском участке по берегам реки. А кругом мягкие зелёные горы с зигзагами крутых застроенных трёхэтажными домиками улиц.
Сараево очень хочет быть просто городом. Это чувствуется во взглядах людей, в их поведении. В объявлениях на заборах, в игрушках, которые кладут под стекло водители, в редких и неумелых граффити. Это чувствуется в реконструкциях и новых стройках, в попытках организовать удобную среду. К слову, в потрёпанном и забитом Сараево я за одно утро видел четырёх инвалидов-колясочников, и ни один из них не просил милостыню.
Вероятно, мне сложно было почувствовать тот градус напряжения, который ежедневно сталкивает здесь народы. Уже в 2014-м (а мы были там в 2012-м) были новые инциденты столкновений. А ведь это столкновение культур и религий местами довело до абсурда – одним из символов города является открыточный вид, где в одном кадре минарет и католическая колокольня, буквально 50 метров друг от друга! На сигаретах предупреждающая о вреде надпись написана на трёх языках, хотя звучит на них одинаково. В Сараево не получился бы бизнес по продаже двухстрочных табло для обменов валют. Здесь на ходу местные, сербские, хорватские деньги, а также доллары и евро. А прямо возле вокзалов стоит громадное мрачное американское посольство, огороженное забором из бетона и табличек «снимать запрещено».
Ну а я, наблюдая за обычными для любого города потока людей, вышел к вокзалам. Автобус не подошёл по времени, был взят билет на поезд. Ж/д вокзал был пустым, пах дешёвым кофе и слегка нахамил мне, потому что «стулья только для посетителей кафе». На обратном пути я всё-таки заблудился. И благодаря этому вышел на самую центральную пешеходную улицу, где мы спустя полчаса звонков и смс уже вместе пили кофе в уличном кафе, а к соседнему столику люди подходили фотографироваться с кем-то знаменитым.
Пешеходный центр уже совсем дышал молодостью, свободой, надеждой и самобытностью. Град пуль здесь остался далеко позади. Вместо этого люди гуляли, веселились, ели мороженое, пили пиво, смотрели на уличных художников и музыкантов.
После окончательного умиротворения и приятия был налажен контакт с вчерашней беловолосой спасительницей. Она сразу после удачно сданного экзамена примчалась к нам и повела любоваться видами из разных мест с рассказами об институте, о запоздалой весне, бойфренде – водителе грузовика, о том, что такси по городу дешевле троллейбуса, что антиквариат в центре лучше не покупать, что надо бросать курить, что хочет в Амстердам. Лишь однажды я осторожно спросил про «недавнее прошлое страны». Она вздохнула, сказала, что была ещё совсем девочкой и не особо вспоминает. Вечером мы уже вчетвером с ней и её БФ сидели в шумной пивной и обсуждали выпивку, путешествия и желали друг другу счастья и удачи.
Утром потрёпанный шестивагонный почти пустой поезд стремительно увозил нас по мостам и тоннелям через Балканы в Белград. А я думал о Сараево. О городе, который хочет быть городом.
